вожделение множества странствий
и смердящая радость пиров
хладно колет в окошко пространством
остывающих серых миров,
словно осень в исподнем убранстве.
Может быть позовет неотложку
мой усталый нетрезвый сосед.
Врач расскажет что все очень сложно.
Толку мало от этих бесед -
ночь мурлычет: -Все можно, все можно...
память ветреной верною кошкой,
рудиментом забытой любви-
мягко тронет урчащей ладошкой
где стучит в полнакала, болит...
неужели вся жизнь -понарошку?!
--//--
Ведь для женщины прошлого нет.
Есть тугие, ломтями мгновенья -
чьи истертые в клочья колени
пьют секунды две тысячи лет...
что играя в отсутствие мыслей
под напором неистовых звезд,
молотилкой, пленительных поз
улыбаются рыжим и лысым
и готовят волшебный настой-
из безумных желаний окрошку,
для вселенной что ласковой кошкой
обрела в безвременье- постой
приведенное вызвано влиянием вот этого:-
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/249353/
Нижеприведенное так,неудачный вариант.
___________________________________________________
-Но для женщины прошлого нет,-
мне цыганка одна рассказала.
На перроне большого вокзала.
Сколько бед миновало и лет.
Пульсом шпалы стучат:-Нет-нет, нет !
За последним вагоном собакой-
вялый, пьяный но шлет эсэмэс.
Не любимый, не муж и не бес-
тщетно тянется чтобы поплакать.
Растревожив, любовь полакать...
я больна: ожиданием счастья,
удержанием женских границ,
упоеньем мужских ягодиц,
не цензура познавшая кастинг,
но монашка сказавшая:-Здрасте!
Вдоль окна постаревший наличник.
Память держит за оси колес
окончанием слезных желез.
Жизнь-кондуктор мне дарит больничный,
не билет во вчера, так- обычный.
Но вернулась в свой старенький дом,
что махал мне оторванной ставней.
Отболела болезнью той, бабьей.
Я пришла, отгулявшим котом.